Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле - Страница 36

— Рассказывают, что прежние мужья твоей жены умерли при несколько странных обстоятельствах и что они незадолго до своей кончины успевали солидно застраховать свою жизнь. Впрочем, все это, конечно, скверные сплетни и праздные домыслы, которым не следует придавать никакого значения. Я, во всяком случае, рад, что вы подошли друг другу и что вы счастливы — это, между прочим, большая редкость в наше время. Ну, Джерри! Что с тобой? Эй! Ты что, не слышишь меня?

Джерри точно окаменел. Он молча устремил взгляд прямо перед собой. Затем — словно ноги у него подкосились — опустился в кресло, тяжело вздохнул:

— Спасибо, Исаак… Ты оказал мне большую услугу, рассказав это…

Будучи прирожденным оптимистом, Исаак имел обыкновение утверждать, что черное — это белое. Но сейчас он видел действительно белым только лицо Джерри. Он встревожился.

— Да ты не принимай этого так близко к сердцу. Ты ведь, кажется, уже должен знать, что сплетни — это словно мелкие шпионы, которых хоть и боятся, но презирают. Сначала один сообщит другому какой-нибудь вздор по секрету, этот другой передаст третьему, и пойдут рассказывать, точно большую новость.

— Это была действительно славная новость, — промолвил Джерри мрачно. — А теперь я, со своей стороны, могу рассказать и продолжение этой истории. Исаак, я вчера вечером застраховал свою жизнь.

— Отлично! Так должен делать каждый.

— На большую сумму…

— Ты поступил разумно. Я тоже застраховался на три тысячи.

— Я — больше. Много больше.

— На сколько?

— На сто тысяч долларов.

Теперь наступила очередь Исаака побледнеть. Сначала он перекрестился, потом выругался и наконец спросил:

— Ты был трезв?

— Да.

— Невозможно. Если ты не пил, то не иначе, как жена выпила весь твой ум. Сто тысяч долларов! Ты знаешь, сколько это?

— Конечно. Это большая сумма. Двадцать три миллиона финских марок, если считать по официальному курсу.

— Больше, больше! Черт возьми, гораздо больше! Только миллионеры могут платить за такую страховку! Джерри, ты глуп, или просто сумасшедший. Твоего годового заработка не хватит на страховые взносы!

— Я знаю.

— Знаешь! Так что же ты тогда думаешь делать?

— Занимать деньги и жить в кредит. Каждый человек может быть богатым, если только вообразит себя таким и станет жить в долг.

Исаак, казалось, был уже на грани отчаяния.

— Джерри, не будь сейчас время начинать прием, я бы пошел вместе с тобой и напился. Вином можно залить все, кроме правды, — а теперь я хочу знать, где же правда?

— Этот самый вопрос давным-давно задавал еще мистер Пилат.

— Но тогда еще не было долларов.

— Однако гангстеры были. Исаак, если со мною случится что-нибудь неожиданное, прикажи мое тело сжечь и перешли пепел в Финляндию…

Исаак попробовал было все свести к грубой шутке:

— Зачем пепел посылать в Финляндию? Они же там не разберутся и примут его за лекарство от рака…

Беседа на этом оборвалась, так как пришли на прием первые больные и хиропрактики снова открыли свой позвоночный театр. Джерри для начала досталась мисс Рэчел Симпсон, которая в течение одиннадцати лет была постоянной пациенткой мистера Риверса и которую Исаак называл «заждавшейся девицей», поскольку она уже была ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти. Мисс Симпсон беспредельно любила птиц. Она всюду носила с собой клетку, в которой находились ее маленькие любимцы — Джек и Муриель.

— Я не могла бы и минуты прожить без канареек, — сказала мисс Симпсон, укладываясь на столе хиропрактика обнаженной спиною кверху.

— Птицы очень милы, — согласился Джерри, устанавливая электромассажер на пояснице мисс. — Так не беспокоит?

— Нет, ничего. Они больше чем милы. Это маленькие ангелы. Я слышала, что вы, доктор, женились?

— Да, на днях. Так не беспокоит?

— Я только сегодня узнала об этом. Не беспокоит, хотя здесь немножко беспокоит…

— А здесь?

— И здесь тоже. Вы впервые женитесь?

— Впервые.

— Ну, тогда в этом есть хоть какая-то новизна… И я было собиралась однажды выйти замуж. Но выяснилось, что жених мой не любит канареек, — и мы вовремя расстались. Всегда лучше разойтись до венчания. А в настоящее время мне мужчины не очень-то и нужны. Если бы вы знали, доктор, как мило бывает проснуться ранним утром от щебетания Джека и Муриеля! Совсем другое слышу я за стеной, у соседей. Каждое утро там раздается грубый мужской голос: «Где мои ботинки? Ну, вставай поживее, корова, заштопай мне носок!» Ох, это ужасно, доктор. Поистине ужасно! Когда Джек и Муриель получают свой завтрак, они благодарят меня приветливым взглядом и веселым пением, — а в это самое время за стеной слышится раздраженный мужской голос: «В какой лавке резиновых изделий ты купила эту ветчину? Когда ты научишься жарить яичницу!» О, это совершенно ужасно! Когда я ставлю в клетку чашечку с водой, то Джек и Муриель начинают плескаться в ней, такие счастливые, и грациозно благодарят меня. А от соседей доносится отвратительное рычание: «Жена! Опять вода для бритья слишком горяча! Ты что, принимаешь меня за свинью, которую надо ошпарить? Принеси холодной воды! Да тише ты, не толкни — хочешь, чтобы я порезался!» О-ох, доктор! Такие возгласы я слышу за стеной каждое утро! Поэтому-то я и не хочу выходить замуж…

— Так не больно?

— Немножко. Для каждой женщины замужество — это страдание…

— Выпрямите руки и совсем расслабьте их, а подбородком упритесь в подушку. Беспокоит?

— Чуть-чуть, но это ничего… Причем от мужчин ведь и не освободишься потом до самой смерти! Когда Джек и Муриель умрут, я велю набить их чучела, и они будут украшением на моем зеркале…